До трёх с половиной лет говорил на своем тарабарском языке. Понимали только близкие, а потом заговорил четко – его прорвало окончательно.
Мы шли в детский сад и обратно, а он без конца беседовал с солнцем, облаками, деревьями, ветром. Я должна была исполнять их роль и отвечать.
И это рождалось само в нем. Мы не смотрели какие-то мультфильмы об этом, не читали таких сказок. Просто живое его внимание и жажда взаимодействия было направлено на окружающее нас.
А ещё мы говорили о смерти. Вот так очень просто. Нам ведь иногда попадались на пути погибшие птицы и насекомые. И мне уже тогда не хотелось придумывать что-то ложное, чтобы объяснить это.
Я говорила ему о том, что есть душа, энергия жизни, и что она просто сменила место своего прибывания. И что со всеми так будет – в этом нет ничего страшного.
Однажды мы ехали в автобусе. Ему было лет пять тогда, смешному бутузу, который болтал без умолку.
«Остановка улица Горького» – прозвучало рядом.
– Аника (по-татарски это мамочка), тут горькие люди живут?
– Нет, это фамилия человека, он был знаменитым писателем.
– Он ещё ходит? (имеет ввиду жив ли человек)
– Нет сын, уже давно нет.
Задумался...
– Ааа, может он уже опять мальчик или девочка!
– Все может быть.
Посидел тихо.
– А я тоже может потом буду девочкой?
– Возможно, Руслан.
– И даже может твоей мамой?
– Ммм, может и мамой.
Задумался. Я, признаюсь, тоже🤔😉
